Как романтики перекопали весь Казахстан и что из этого вышло

Когда-то профессия геолога считалась самой романтичной. Сегодня мало кто имеет о ней реальное представление. А из перечня специальностей многих технических вузов геология исключена. Подготовку для этой отрасли сохранили в Казахском национальном техническом университете имени К. Сатпаева, КарГТУ и в Семипалатинском геологоразведочном колледже. Однако, по мнению казахстанского геолога с 40-летним стажем Марата Абултаева, на самом деле все далеко не так плохо.

— Марат Каирбекович, каково сегодня, по вашему мнению, состояние казахстанской геологии?

— Я считаю, что сейчас казахстанская геология — одна из лучших, а по качеству проведения геологоразведочных работ у нас дела обстоят, может быть, даже лучше, чем в той же России. И то, что сегодня проводят геологоразведочные работы в Казахстане, это во многом следствие работы советской школы геологии. Благодаря тому заделу, что сделали в геологии в советское время, когда выявили основные балансовые запасы. Однако и во времена независимого Казахстана тоже сделали очень крупные серьезные открытия, например, открыли Варваринское месторождение золота в Костанайской области с запасами в 100 тонн. Там и медь попутно нашли. Кроме того, открыли Шевченковское месторождение кобальта и никеля. Плюс по Северному Казахстану открыли много более мелких месторождений, того же золота — в районе тогда Кокчетава, Степногорска. А еще положительным моментом, с одной стороны, является то, что казахстанская геология стоит на той базе, которая была в советское время, с другой — в Казахстане сумели сохранить и традиции, и методы работы. Да и вообще, если говорить о развитии казахстанской и советской геологии, то можно сказать, что советскую геологию признавали априори лучшей в мире — и по кадрам, и по методике разведки, и по открытиям, и по географическим данным, и по спектру полезных ископаемых.

— Сегодня АО «Казгеология» проводит поисковые работы цинковых руд, при этом возлагая большие надежды на Костанайскую область, издавна славящуюся залежами полезных ископаемых. Расскажите, пожалуйста, об этом подробнее.

— Работы ведут с помощью подъема керна на буровой. И они получаются довольно результативными, потому что, во-первых, мы видим настоящий керн при любых глубинах бурения, а ведь керн — это основная цель наших буровых работ. Это тот образец горной породы, извлеченный из скважины посредством специально предназначенного для этого вида бурения, который обычно представляет собой цилиндрическую колонку горной породы, достаточно прочной, чтобы сохранять монолитность. Колонковое бурение— самый распространенный и информативный вид бурения. Образцы сначала документируют, затем опробуют и только потом направляют на специальные методы исследования — на проверку наличия в них полезных ископаемых.

К слову, при подъеме керна может параллельно быть узнана и возрастная градация ископаемых пород. Как на этот раз — порода содержит останки древних ракушек, а значит, палеонтологи смогут более точно сказать по окончании исследований, каков возраст этой породы. На первый же взгляд можно говорить о нижнекаменном (250-280 миллионов лет назад) или девонском периоде (примерно 350-380 миллионов лет назад), в которых, кстати, также обнаружили и недалеко расположенное отсюда уникальное месторождение цинка Шаймерден. Так что здесь — на этом участке, где мы находимся, можно говорить о предпосылках возможного обнаружения в будущем искомой нами руды.

— Говорят, что на территории Костанайской области найден такой редкий для Казахстана камень, как нефрит?

— Да, и обнаружил его большой специалист по самоцветам, опытнейший геолог Лев Иванов в 1993 году, осматривая борта Джетыгаринского карьера. Знаменитого, кстати, тем, что карьер является одним из крупнейших на территории стран СНГ по производству асбеста. Потому, вероятно, на его основе создали градообразующее предприятие — асбестовый комбинат, которое до сих пор поддерживает город, в отличие от других небольших моногородов, таких как, например, Аркалык или Текели.

Так вот, Лев Анатольевич, любопытный, как и все геологи, в том, что касалось его профессии, обнаружил нефритовое месторождение, но признали его далеко не сразу — только после геммологической экспертизы в Екатеринбурге. Да и залегал камень не пластами, а будинами. Будина — это блок горной породы, который невозможно добыть с помощью взрыва, а объемом он чаще всего бывает примерно два-три кубических метра. Так вот, найденный нефрит как раз и собрали в такие кубы, подсчитали и приняли на государственный баланс — тогда это было 160 тонн, сегодня насчитывается уже 260 тонн. А до этого нефрит зафиксировали лишь в Саянских горах. Нефрит — один из самых древних камней, используемых человечеством, и, поскольку он очень «вязкий», с него получаются различные сколы, что использовали когда-то в древности, как колющие и режущие предметы.

А еще он за счет своей плотности и «вязкости» может распиливаться на тонкие, даже просвечивающиеся пластины. Именно поэтому камень имеет большой вес в ювелирном искусстве, в том его разделе, что занимается поделочными камнями. Китайцы в древности использовали нефрит даже как средство для лечения почек. Возможно, это и имеет под собой какую-то основу, но точных доказательств этому нет, хотя китайская — Во-первых, оно очень красивое — там расположен сосновый бор в сочетании с изумительными скалами, бьющими из-под земли родниками. Это удивительное место, которое готово раскрыть свои тайны далеко не каждому. Во-вторых, в середине XIX века бабушка Чокана Валиханова — Айганым, которая принадлежала к чингизитам (считавшимся «белой костью»), выпросила финансирование у русского царя Александра I на постройку в урочище «Сырымбет» своего поместья. Она поставила баню, кстати, одну из первых на тот момент в том крае, мечеть, медресе, в котором обучение проходило на арабском языке и даже частично на русском. Вот с тех пор кокшетаусцы и костанайцы никак не могут поделить между собой Чокана Валиханова, споря вот уже долгое время, кому он все-таки доводится земляком. Ведь он родился в Кушмуруне Костанайской области, а все свое детство провел в урочище Сырымбет.

— Марат Каирбекович, из чего складывается один день в жизни геолога?

— У разных геологов все складывается по-разному. Тем более что и работаем мы все в разных условиях и разных географических ландшафтах. Я, например, застал еще те Тургайские степи, когда в них бродили полумиллионные стада сайги. Кроме того, мне лично очень нравится горная тайга, где я работал в Восточных Саянах. Именно там были неописуемая красота и та романтика, которую я помню вместе с песнями Юрия Визбора, Владимира Высоцкого, Юрия Кукина, на которых воспитывался не только я, но и многие другие геологи тех лет. Иногда я даже сам исполняю песни этих авторов, которых знаю и люблю. Нравятся мне и костанайские степи, которые хороши по-своему — очень плодородные, хлебные. Нравится кокшетауский ландшафт — мелкие сопки, разнолистные леса, где находятся самые древние породы архея-протерозоя, выходящие на поверхность. Обычно с самыми древними породами как раз связывают самые крупные месторождения полезных ископаемых. Да и романтики нисколько не убавилось в нашей работе до сих пор…

Ольга Шишанова